евер… Часть мира, полная ненависти, горя и скорби. Наша история берет свое начало в одинокой, стоящей на отшибе деревушке, что в Богроде расположена. Из окна одной хижины пробивается тусклый свет от находящегося в другом конце дома очага. На единственной постели лежала дева, рядом с ней на пеньке сидел старец, а около стены, опершись об неё, стоял рослый муж. В какой-то момент, по комнате разрясся громкий крик, не предвещающий ничего хорошего. Старец послал переживающего мужа за своей походной сумкой и через несколько мгновений тот возвратился с ней. Старик вынул из сумки хорошо наточенный охотничий нож, а после, помолившись про себя, принялся рассекать деве брюхо.
«Молчание Дауда было в сто раз более угрожающим, чем слюнявая злоба его младшего брата. Бледные, как утренний туман, его глаза скрывали больше, чем говорили…» — Ридлер о Дауде |
Крики стали ещё громче, а муж начал нервно постукивать ногой. Вскоре наступила тишина. Тёмно-красная жидкость капала на деревянный пол. Старец вынул из рассеченного живота младенца, а после, перерезав пуповину, принялся осматривать его. Несмотря на столь экстремальные роды, мальчик оказался абсолютно здоров и унаследовал черты матери. Муж, стоящий около стены, странно посмотрел на дитя, а после со всей серьёзностью возжелал свернуть ему шею, однако сначала старец его переубедил, а после внутренний глас совести. Драгомир, так звали отца парня, укутав своего сына в походный плащ, вышел на улицу. К нему подошла девушка, чье лицо пересекал крупный шрам. Он вручил ей дитятко, а после взобрался на лошадь. По лицу девы разошлась приятная ухмылка, а после та спросила, как зовут сына господина. Тот, изобразив задуманную гримасу, на скорую руку, прозвал своего сына Даудом. С лица девушки сошла ухмылка, когда та завидела презрительный взор Драгомира. Малец был незаконнорождённым ублюдком, а таких в обществе не приветствуют. Хотя вина за их существование ложится исключительно на отцов. К слову об отцах. Драгомир был аристократом, родом из Парама, куда группа и направлялась. Через некоторое время они добрались до точки назначения. Их встретила жена Драгомира, коя не сказать, больно рада была видеть своего суженного в обществе бастарда. Когда, наконец, та разглядела черты лица дитятка, она освирепела, поняв, что оно не имеет ничего схожего с отцом: серые глаза, бледная кожа и тёмные волосы. Жена обозвала Драгомира ничтожеством без чести и законченным подлецом, на что тот резко отреагировал, ударив жену так, что та едва удержалась на ногах. Муж, осознав собственную вину, извинился за свой проступок и, взяв деву за руку, увёл в дом. Драгомир прекрасно осознавал, что его жёнушка ни под каким предлогом не даст Дауду пососать молочка из своей груди, и быстро отыскал кормилицу. Вечерком же, когда все улеглисьспать, мачеха наведалась к бастарду. Она взялась за подушку и уже намеревалась придушить дитя, когда то приоткрыло глаза и жалостливо взглянуло в зенки девы. Хватка девицы ослабла, и та, залившись слезами, пала на колени пред кроваткой Дауда. Служанка подбежала, схватила госпожу за руку, а после приподняла её и усадила на стул. Мачеха подняла голову и грозным гласом приказала деве уйти, что та с почтением и сделала. Когда же комната опустела от лишних глаз и ушей, матушка подошла, взглянула на Дауда, а после ушла прочь. Точно неизвестно, что именно остановило мачеху. Материнский инстинкт? Банальная совесть? Аль что-то иное? Детство бастарда простым не было. Его недолюбливали как и обычные люди, так и большая часть родственников. Дело дошло до того, что мать запретила бастарду есть за одним столом не только со знатными гостями, так и с братьями и сёстрами. Она считала это оскорблением как своего рода, так и прибывшего погостить. Разумеется, мачеха никогда не забывала напомнить своим законнорожденным детям об низком положение их брата ублюдка в обществе. В общем, обстановка была скверной.
«У него дурная кровь. Ему нужно поставить пиявок. Пиявки высосут всю дурную кровь, всю ярость и боль. Ни один человек не может мыслить здраво, когда в нём столько гнева. Но Дауд… боюсь, его испорченная кровь отравит даже пиявок…» — Мать о Дауде |
Единственный человек, который относился к Дауду с относительным почтением, был старший брат отца Этон. Он также был и есть бастардом, коего в раннем детстве его же папашка отдал какому-то наёмнику на обучение, надеясь, что тот где-то сгинет, однако тот вернулся. Детство мужа было столь же трудно, как и Дауда. У него не было человека, кой мог был его поддержать или подставить плечо. Из-за этого он превратился, мягко сказать, в безжалостного головореза. Но из-за определенных обстоятельств он завязал и сильно разочаровался как в себе, так и своих действиях. Этон очень не хотел, чтобы Дауда ждала та же учесть. Из-за этого он и оказывал все возможную поддержку бастарду. Дядя преимущественно обучал своего племянника военному делу, в то время как братьев и сестёр бастарда обучали мирским ремёслам. Вскоре, помимо фехтования, стрельбы из лука и верховой езды, добавилось чтение, счетоводство, география и история. В один день Этон и Драгомир принялись пить, вспоминая старые добрые времена. И так бутылка за бутылкой, папаша предложил братцу забрать своего ублюдка куда-то подальше, желательно на юг. Дядя, обдумав предложение, согласился и на следующий же день забрал Дауда не на юг, как просил братец, а на север.
скоре дядя и племянник добрались до одинокой, стоящей практически у побережья, хижина. Та была заброшенной и находилась в плачевном состоянии. Однако спустя пару дней ту привели в порядок, и в ней можно было жить, не опасаясь, что в одно мгновение в неё забредёт медведь и сожрёт спящих. Тогда же и продолжилось обучение Дауда. К военному ремеслу добавилась охота и… магия. Когда Этон сложил пальцами какой-то символ, из него хлынула струя пламени, коя подожгла костёр. Дауд перепугался, но вскоре, когда дядя объяснился, успокоился и спустя пару месяцев перестал удивляться выходкам родственника. Но бастарда слегка пугал тот факт, что его близкий друг обладает, как он слышал от жрецов “Бледного Огня”, запретной магией. Тогда же Этон поведал, что сея церковь, построенная на крови невинных, и всё, что они говорят — либо законченный бред, либо откровенная ложь. Дауд много раз спрашивал, кем являлся тот самый головорез, что много лет назад обучил дядю всему тому, что он знает по сей день. Однако каждый раз получал один и тот же ответ: «Понятия не имею». Через очень много-много лет, обучение Дауда было завершено.
«Восставшие из снега, льда и холода. Древний враг. Единственный враг, который имеет значение». — Неизвестный |
Этон умело совмещал фехтование, охоту и магию, но в конечном итоге он делал основной упор на владение мечом. Дядя все время твердил, что ни в коем случае нельзя демонстрировать посторонним людям свои магические способности. Люди до ужаса боятся всего, что им непонятно, и магия входит в число “непонятного”. Бастарда в лучшем случае убьют на месте, а в худшем — свяжут и сожгут заживо на потеху народу. В один день, когда дядя ушёл на охоту, он не вернулся… Прошёл день, другой, третий, а Этон всё не возвращался. Дауд, крепко сжав в руке лук, выдвинулся в чащу леса. Там он бродил почти два дня, но в конечном итоге отыскал своего учителя… точнее его тело. Старик был мёртв. Его пах, живот и бедренную артерию рассекли чудовищно острые зубы. Дауд сквозь слезы и горечь догадался, что за зверь нанёс подобные раны. Им был дикий вепрь. Искать убийцу было бессмысленно, тот мог уйти на несколько миль, а следы к этому времени замело снегом. Бастард взвалил тело своего ближайшего друга на плечи и потащил к лагерю. Дядя просил, когда придет его смертный час, сжечь его тело, а прах развеять по морям. Несколько часов Дауд собирал дрова для погребального костра, а когда пришёл час прощания, он без доли страха и сомнения взвалил хладный труп Этона на дровишки и при помощи знака “Иллид” заставил костёрвсполыхнуть, подобно сухому хворосту. Некоторое время бастард мрачно смотрел на медленно обугливающееся тело его наставника. Когда же от плоти и костей осталась лишь горстка пепла, Дауд собрал его в небольшой кожаный мешочек и, пройдя пару метров, высыпал прах в бушующие воды севера. Всё, что осталось от старика — это его снаряжение: обыкновенный полуторный меч, кольцо, напоминающее двух змей, чьи глаз были темными, а их головы встречались над короной из серебряных цветов, которые один поддерживал, а другой пожирал, шёлковый тёмно-синий плащ и серебряный медальон без каких либо символов или рисунков. Всё это, если так можно сказать, перешло по наследству бастарду и тот, одевшись в новые одеяния, ушёл на юг.
коло полугода Дауд в полном одиночестве блуждал меж лесов различных государств. Он ушёл далеко на юг, к землям Аллии, где примкнул к мелкой группе охотников. Зигор – условный предводитель отряда, бывший разведчик из Родова, дезертировавший по причинам, кои отказался называть. Аргей – выходец из Нитии, опытный следопыт и охотник, ставший впоследствии правой рукой Зигора. Керис – последняя и единственная девушка в группе. Родом она с дальнего севера, из Норт Фьорда. Дева сбежала из отчего дома и в лесах Ортоса присоединилась к охотникам. Впоследствии они с Даудом крепко сдружаться, в некотором роде даже полюбят друг друга. Той, непонятно по какой причине, очень понравился характер и внешний вид охотника, да так, что та привязалась к нему с первого же дня. Около двух лет группа бродила в лесах Аллии, пока им не показалось, что дичи уж слишком мало и пора продвигаться севернее. Путем голосования они решил продвигаться в Богрод. Путь их оказался поистине долгим и тернистым. Охотники не имели ни лошадей, ни жалких пони и были вынуждены продвигаться лишь на своих двоих. Пусть члены группы и отличались высокой выносливостью, но в среднем те проходили в лучшем случае по десять миль в день.
«Он человек стойкий, решительный, справедливый… пожалуй, даже за гранью разумного, но этого недостаточно. Всегда было недостаточно». — Курт о Дауде |
Однако путь в Богрод прервал несчастный случай… Во время привала Зигор отправил Дауда на разведку, “прочесать” территорию на четверть километра вокруг. Керис, не желая находится в обществе двух стариков, отправилась вместе с молодым и перспективным парнем. Охотник не смог придумать ни единой причины отказать ей, и те отправились. Спустя пару десятков минут блужданий меж деревьев, дева припёрла Дауда к дереву и хищно взглянула в зенки того. Это были своего рода “брачные игры” и последующая после них “весело” проведенная ночь. Однако охотник был, мягко сказать, не в настроении. Он схватился за кисть Керис, а после провернул его вправо, приводя сустав в, мягко говоря, “антианатомичное” положение. Дева едва слышно застонала, а после ударом свободной руки выбила Дауда из равновесия. В тоже мгновение та запрыгнула и прижала охотника к земле. Со слегка жутковатой ухмылкой на устах, та тихо спросила: «Ты сдаешься?». Бастард в тот же момент вытянул левую руку в сторону и ударил локтем в бок, а после нанёс удар затылком в нос подруги, едва не сломав его. Керис, отпустив захваченную правую руку, попятилась, придерживаясь за кровоточащий нос. Дауд, завидев стекающую по губам кровь самого близкого ему на сотни миль вокруг человека, слегка побледнел. Но к его удивлению, по лицу подружки разошлась ухмылка, дикая и неприятная. Керис подорвалась с места и рванула к нему. Охотник, отразив несколько атак, схватил девушку за локоть, а после ударом колена выбил подругу из равновесия. Он сапогом прижал её к земле и тихо проговорил: «Ты сдаешься?». Керис брыкалась, билась и пыталась вырваться из ловушки, однако всё было напрасно. Вскоре,когда к ней пришло осознание, что всё бессмысленно, она сообщила о своей безоговорочной капитуляции. Бастард убрал ногу с её спины, а после протянул руку, проявляя остатки этикета. Но та отбилась от предложенной помощи и встала на ноги самостоятельно. Остаток разведки напарники провели в тишине и относительном покое. Через несколько часов, когда обход полностью был завершён и отряду ничего не угрожало, Дауд и Керис возвратились в лагерь и завидели лежащего и истекающего кровью Аргея. Лишь завидев раны, бастард понял, что раны нанёс медведь или кто покрупней. Ещё через мгновение он понял, что муж не жилец. Когти рассекли брюхо мужчины, бедро, спину и горло. Ему оставалось не больше часа, полного страданий и боли. Дауд в максимально доступной и учтивой манере разъяснил Зигору, что дальнейшее лечение ничего не даст, лишь продлит всевозможные страдания собрата по ремеслу. Единственное, что можно было сделать, это прервать страдания Аргея. Предводитель отнекивался и спорил, однако вскоре понял, что его приближенный прав. Однако ему не хватило смелости прикончить своего друга. Дауд, в свою очередь, без явного разочарования и сожаления клинком кинжала пронзил сердце Аргея. В будущем он удивиться собственной хладнокровности. На следующий же день мужа похоронили на холме. Зигор, полный скорби и грусти, голыми руками закопал бездыханное тело его товарища. В тот же день группа сменила свое направление. Пребывая в Ортосе, они двинулись на восток, к Нитии, родине Аргея. Перед смертью охотник буквально умолял передать своей жене и сыну слова, которые знал лишь сам Зигор. Дауд и Керис сопровождали своего друга в этом пути. Но когда слова были переданы, слезы пролиты и обиды прощены, старый охотник ушёл на юг, в дальние леса Нитии. Тогда группа распалась, и девушка, находясь, можно сказать, в двух шагах от своего дома, направилась на север, а следом за ней, так как боялся оставаться один и сам Дауд.
скоре после пересечения границы любовники добрались к холодным стенам Сигмара, где располагался дом, в котором Керис и родилась. Однако встреча оказалась холодной, подобно земле Норт Фьорда. Члены семьи и немногочисленные друзья девушки обвинили её в предательстве и приказали убраться подальше или её прикончат. Через неделю напарники вновь пересекли границу, но прежде дева “обнесла” отчий дом, забрав всё ценное. Награбленного хватило бы на небольшой сарай, но и этому был доволен Дауд. Ещё некоторое время парочка прибыла к землям Киллсодора. Вскоре те неплохо устроились в городе Кануб, в хижине старой знахарки, коя с относительной радостью приняла под свое крыло напарников за солидную плату. Через полгода Керис и Дауд сыграли свадьбу, и с того дня палец охотника украшало, помимо кольца Этона и обручальное. Ещё через несколько месяцев, на удивление бастарда, девушка сообщила о своей беременности. Могло показаться, что это очень хорошая новость, однако Дауд так не думал. Ему казалось, что из него выйдет ужасный отец, подобный тому, что был у него самого. Но вскоре старая знахарка переубедила его. Она поведала о своем сыне, что умер в битве и оставил после себя лишь дитя, самое ценное и великое наследие, продолжившее род.
«Дауд так и не научился смягчать свои речи, притворяться или льстить: он говорил то, что думал, и ему не было дела, нравится это другим или нет…» — Руби о Дауде |
В тот же день охотник поклялся сам себе, что не станет жалким подобием своего папаши. Через несколько месяцев, когда живот Керис разросся до невиданных ранее размеров, охотник познакомился с человеком по имени Давос. Он по первой затирал, что является капитаном торгового судна. Однако после того, как бастард стал замечать, как он стороной обходит стражей, понял, что он не тот, кем представляется. Моряк после настойчивого вопроса Дауда признался, что является контрабандистом среднего звена, время от времени перевозящий различного рода грузы, начиная от редкого алкоголя и наркотиков и заканчивая запрещенной литературой. Охотник, понимая, каким ценным Давос может оказаться другом пообещал его не выдавать страже. Вскоре бастард несколько раз спас шкуру контрабандиста, и те очень крепко сдружились. Ещё через несколько месяцев пришёл самый волнующий день в жизни Дауда. Керис породила на сей свет, наверное, самое прекрасное творение, к коим прилагал руку охотник. Это была девочка, коя очень походила на своего папашу: такие же серые глаза, чёрные волосы и болезненно бледная кожа. Однако и тут судьба ударила охотника прямо в лицо, разбивая то в клочья. Пока он пил и обсуждал разные дела с Давосом, Керис направлялась на рынок с младенцем, коего прозвали в честь старшей сестры Дауда. Коя относилась к нему относительно неплохо – Элеонора. По пути девушке не посчастливилось встретиться с группой разбойников. Те после недолгой потасовки повалили Керис на землю, а маленькой беззащитной девочке проломили череп. Саму деву всей группой изнасиловали, а после также убили. Охотник, возвратившись домой, не застал свою жену, но по началу не придал этому никакого внимания. Но уже под вечер следующего дня он серьёзно заволновался и ушёл на её поиски. Возле того самого переулка, у которого произошли сея ужасные события, собралась стража и несколько простолюдин. Бастарду в прямом смысле пришлось пробиваться через толпу. Когда же пред взором Дауда возникли тела его близких, он с одновременным ужасом и страхом пал на колени. Зенки его маленькой дочери после удара вылетели из впадин и лежали где-то в метре от тела. Челюсть разломалась на две непропорциональных части, а большая часть маленьких детских зубов валялись у ног охотника. Маленькие ручки и ножки были неестественно выкручены в разных местах. Тело любимой бастарда было также ужасно обезображено. До того, как перерезать ей глотку, ей сломали обе ноги, несколько пальцев, выбили глаз и несколько зубов. Взгляд бастарда застыл на месте. Он не мог не пошевелится, не отвести глаз. В это мгновение что-то внутри Дауда с треском сломалась, словно гора упала.
«Дауд – человек в муках…» — Шани о Дауде |
Границы дозволенного и морали размылись, а рассудок охотника сильно пошатнулся. Через некоторое время Давос прибыл к своему другу. К тому моменту все простолюдины разошлись, но стража продолжала стоять, боясь побеспокоить мужа, только что потерявшего свою жену и дочь. Контрабандист, завидевший все эти ужасы, разинул рот, да так, что туда со свистом залетела бы голова булавы. Он безмолвно положил руку на плечо бастарда. Бастард в это мгновение словно с цепи сорвался. Он вцепился в глотку Давоса, да сдавил что было сил. Лишь четверо рослых стражей смогли оттащить бастарда к другому концу переулка. Через несколько минут рассудок Дауда вернулся к хозяину, и он совершенно не своим, жутко холодным и мёртвым голосом сказал: «Найди их». Контрабандист, боясь ответить отказом, лишь неуверенно, но одобрительно покачал головой. Охотник, призадумавшись, взял изуродованные тела и покинул стены града, дабы захоронить. Керис за несколько месяцев до своей смерти рассказала, как боится быть сожжённой. Она видела, как людей сжигают заживо на костре, слышала их истошные крики и стоны. Девушка умоляла в случае своей смерти не сжигать её тело, а захоронить где-то в лесу. Бастард так и поступил. Он вырыл крупную яму, в кою поместил тела дочери и жены. Смотря на них, Дауд резко почувствовал огромную, величиной вовсю душу, дыру. Он снял обручальное кольцо с пальца и нежно вложил в сломанную ручку его дитя. Захоронив тела, охотник возвратился в город. Вскоре Давос познакомил бастарда с Сержантом, человеком, коему было поручено отыскать этих самых разбойников. Муж рассказал все, что было известно о них: Группу возглавляет некий Фёдор. Ранее он был одним из командиров армий Киллсодора, но по каким-то причинам дезертировал, а с ним ушло пять-шесть человек. Каждый из них обучен сражаться с мечем, луком и копьем. Через несколько недель охотник при помощи нескольких разведчиков сумел отыскать логово группы. При поддержке отряда Сержанта и нескольких людей Давоса те взяли штурмом пещеру. Вскоре, когда большая часть защитников бездыханно лежали в самых разных позах, Дауд предстал перед Фёдором, лидером группы. Сержант и Давос сдержали своих людей, понимая, что охотник должен прикончить предводителя самостоятельно. Бастард рванул к мерзко ухмыляющемуся разбойнику, рассекая перед его ликом воздух. Дауд продолжал наносить удары и защищаться. В одно мгновение клинок Фёдора достиг лица охотника, рассекая правый глаз. Бастард попятился, схватился за рану. Из-за крови, залившей око, он едва ли не пропустил очередной удар Федора. Однако всё же он смог в последнее мгновение прикрыться мечем. Дауд ударом навершия обезоружил разбойника. Тот, застонав от боли, увернулся от очередной атаки и рванул прямо на бастарда. Фёдор сбил с ног Дауда, и они на протяжении нескольких минут зверски избивали друг друга. В одно мгновение под руку бастарда попался крупный камень, коим он забил до смерти разбойника. Через несколько минут от лица ублюдка осталось лишь сплошное кровавое месиво, чем-то напоминающее лик Элеоноры. Плюнув в глазные впадины Федора, он поднялся и, оглянувшись, завидел полные удивления и страха морды его спутников. Пройдя мимо них, Дауд уселся на валун, находящийся около входа в логово. Через некоторое время Сержант, завидевший его боевые навыки, предложил скорбящему мужу место в его отряде. Бастард, полный скорби и ненависти к самому себе, отказался, решив направится по крайне скользкому пути... Путь человека, убивающего за монеты.
рошло двадцать-пять лет с того самого дня, когда Дауд лишился самого дорогого – дочери. За этот промежуток времени характер, моральные устои и само тело бастарда приняло некоторые изменения. То, что ранее казалось бесчестным и недопустимым, совсем скоро стало нормой или даже рутиной. Люди, видавшие, с какой жестокостью и кровожадностью он убивает, пытает и потрошит других людей и нелюдей. Казалось, что Дауд, просто наглухо отбитый садист, получающий извращенное удовольствие от чужих страданий. За его зверства и преступления бастарда окрестили Аллийским Потрошителем. Но когда слухи о безумном и беспощадном головорезе разошлись дальше по материку, его переименовали в Траонского Потрошителя. О надёжности и исполнительности Дауда слагали легенды, кои то преувеличивали, то преуменьшали заслуги головореза. Однако в отрыве от вечной борьбы он сумел завести ещё одну семью. Он поженился в Оролде, столице Ортоса, со старой знакомой наёмницей. Бастард даже после всего пережитого умудрился завести сына. Однако из-за страха потерять и эту семью Дауд сбежал, оставив сыну полученный от Этона медальон, выцарапав на его обороте знак "Игни" и мешок злата. Через девять лет блужданий меж стран и городов, бастард прибыл в Ополе, где ему тамошний аристократ, наслышавшийся о способностях головореза, предложил ему работу. Его дочь похитил по поручению кого-то аристократа из Ганзы другой наёмник. Их путь, как в будущем разузнал Дауд, проходил через скалистые утесы, где бастард планировал и перехватить похитителя. Через несколько дней он прибыл к утёсам и, взобравшись на самую высокую точку, принялся наблюдать. Спустя два дня ожидания на горизонте появился силуэт высокого мужчины с пышными жёлтыми волосами. Головорез подорвался с места и рванул к ним. Спустя несколько минут он настиг похитителя и жертву. Тот силуэт, что с дали казался мужем, оказался девушкой, пусть и крайне неприятной внешности. Та ростом превосходила и так высокого Дауда.
«Дауд был идеальным собутыльником. Он никогда не перебивал, никогда не возражал, никогда не жаловался, не просил об одолжении и не рассказывал длинных бессмысленных историй. Все, что он делал, — это пил и слушал…» — Илин о Дауде |
Маленькая похищенная девочка обеими руками схватилась за закованную в железо ногу похитителя, а после тихо и неуверенно спросила: «Кто он, тётя Бриенна?». Дева, носящая имя Бриенна, резким рывком вырвалась из хватки девчонки и изо всех сил побежала к Дауду. Тот, выхватив из ножен меч, встал в боевую стойку готовясь прикончить девицу. Похитительница, забыв о предосторожности, занесла клинок к небу и ударила что был сил. Головорез быстрым полуоборотом ушёл от удара в сторону и сложил пальцами знак "Скудд", намереваясь обжечь или хотя бы напугать девицу. За живого похитителя заплатили бы куда больше. На лице Бриенны виделось удивление, но не страх. Она в тот же момент нанесла свой удар. Дауд, пригнувшись, ушёл под клинок и меч со звоном ударился об каменную стену. Головорез ударом ноги отбросил защитницу на несколько метров, а после кинулся не неё, подобно дикому волку. Но на его пути возникла фигура маленькой девочки, ставшей у него на пути. Похитительница быстро перегородила своей крупной фигурой маленькую девочку, продолжая удерживать в своих могучих руках богато украшенный полуторный меч. Она вытянула клинок вперед, а после взмахнула свободной левой рукой, отдавая кому-то какую-то команду. Дауд заметил это, но не придал значения, чему вскоре пожалел. Кто-то из-за спины выстрелил из арбалета в спину головореза. Тот услыхал шорох, лязг, доспех и попытался увернуться, но болт вонзился в его плече и острый наконечник выглянул из раны. Бастард зашатался на месте, и Бриенна, поймав удачный момент, нанесла свой удар. Клинок её меча рассёк кожаный доспех головореза, оставив несерьёзное ранение. Дауда вновь зашатался, едва удерживаясь на ногах. В одно мгновение дева обезоружила бастарда и, приложив к его глотке острие меча, взглянула в глаза бастарда. «Траонский Потрошитель! Тоже мне! Я убью тебя, убийца, и убью медленно. Но если ты будешь умолять, то, быть может, я просто перережу тебе глотку».
Великие лорды со старыми именами, жирные богатые купцы, одетые в бархат, рыцари, надутые от своего тщеславия, как пузыри, да и женщины с детьми тоже — все они мясо, а он мясник. — Морган о Дауде |
Дауд с ненавистью в глазах сделал отчаянный ход, вцепился обеими руками за клинок полуторного меча похитительницы. Кровь начала стекать с лезвия по рукам и капать на каменистую землю. Бриенна в туже секунду вынула меч из ладоней головореза, подливая масла в огонь. Кровь брызгнула на одежду Дауда и он, увернувшись от очередной атаки похитительницы, повалил ту с ног. Началась долгая и продолжительная драка меж похитителем и головорезом. Однако из-за полученных ранее ранений исход был довольно предсказуем. Спустя некоторое время, когда дева, наконец, взяла вверх над бастардом, та одним из ударов сбросила его со скалы. Несколько мгновений Дауд падал параллельно, ломая кости и разрывая плоть обмножественные препятствия, встречающиеся на пути. Когда же головорез оказалась на самом дне, он в тоже мгновение потеря сознание… Бастард несколько раз приходил в себя, однако зачастую сразу же терял его от сильнейшей боли. В очередной раз, когда Дауд очнулся, он увидал Бриенну и сидящую напротив бастарда девчонку. Откашлявшись и неприятно ухмыльнувшись, головорез лишь попросил прикончить его, оборвать его мучения. Защитница сплюнула, пустила ещё один презрительный взор на бастарда и, взяв девчонку за руку, повела её прочь, слыша за своей спиной мольбы о быстрой смерти, исходящие от раненного зверя.
итуация не предвещала ничего хорошего. Судя по поверхностному осмотру, у Дауда сломаны обе ноги и правая рука. Так же он подозревает, что ребра его тоже далеко не все целы. Но всё же он попытался выбраться из этого положения. Однако все попытки заканчивались одинаково – потерей сознания. Когда бастарда в очередной раз пришёл в себя, пред ним сидел и обыскивал его карманы какой-то старик в поношенной одежде и сумкой на поясе. Головорез хотел что-то сказать, но вместо слов из его рта вырвался хриплый кашель. Седой отпрыгнул и зашатался на месте, едва удержавшись на ногах. Старик, ещё раз оглядев Дауда, убежал прочь и вскоре возвратился с повозкой. Старец ухватил бастарда за ремень, пересекающий грудь наискось, и потянул. Тело головореза пронзила острая боль, и тот завыл, как раненный волк, вновь теряя сознание. В следующий раз он очнулся на земле в траве. Его взор был направлен к небу такому… прекрасному и облачному. Бастард никогда раньше не замечал, какое оно может быть красивое. Он не хотел отводить от него глаз. В какой-то момент кто-то взял его за руки и ноги, а после усадил на повозку. Он почувствовал какую-то боль, исходящую от руки. В какое-то мгновение старик побежал и что-то прокричал. Дауд увидел, как прочь улетает ворона и слегка усмехнулся.
«Будь за воротами кто-нибудь еще, я могла бы попытаться соблазнить его. Но это Потрошитель. У меня будет больше шансов соблазнить его лошадь…» — Меллисандра о Дауде |
Головореза по прибытию в какую-то деревню перенесли в дом, кой был на удивление уютно обустроен. Вскоре какая-то девушка по поручению старца выбежала из дому и привела какого-то человека в кожаной куртке и крупной сумкой на поясе. Он подошёл, при помощи острого охотничьего ножа рассек одежду бастарда и принялся осматривать полученные раны. Ему на глаза попалось не самое приятное зрелище: Из ноги головореза торчал крупный кусок кости. Муж отругался, убрал нож, промыл рану спиртом и принялся ставить кость на место. Как на зло, в это мгновение Дауд оставался в сознании. Какие-то неведомые силы не позволяли ему потерять сознание и избежать мук. Знахарь, поставив кость на место, принялся обрабатывать оставшиеся раны, не переставая поить бастарда какой-то ерундой. Практически до самого утра муж занимался ранами головореза, постоянно удивляясь, как последний вообще дожил до этого момента. По его мнению, Дауд должен был уже раз десять помереть. Полное выздоровление заняло практически целый год, но по его завершению он принялся в качестве благодарности оказывать всевозможную поддержку жителям деревни.Те, в свою очередь, строили какое-то кустарное подобие храма “Девы Мэрилин”. Бастард, давно утративший веру во всевозможных богов, не видел никакого практического смысла в этой затее. Но, несмотря на свои противоречивые взгляды, он всячески помогал, в основе своей охотясь. Дауд обедал с жителями за одним столом, хоть и явно видел их взгляды, полные недоверия и презрения. Жильцы сея деревушки очень недолюбливают головорезов, и бастард исключением не стал. Старости деревни и по совместительству человек, спасший его, был старостой деревни, и именно он и распорядился строить храм. Его имя было Альберт. Он, подобно Дауду много лет назад был головорезом, что без доли сожаления и раздумий убивал невинных, грабил и калечил. Но однажды он встретил какую-то девушку коя смогла рассмотреть в безжалостном головорезе что-то хорошее что-то светлое. Они полюбили друг друга и даже завели ребенка. Однако прожить счастливую жизнь им не суждено было провести. В деревню, в которой они жили, пробралась какая-то хворь, коя косила людей направо и налево. Исключением не стали и родные Альберта. Он лично похоронил свое дитя и жену, а сам пришёл к обрыву и готовился покончить с собой. Но в какое-то мгновение кто-то коснулся его плеча и обернувшись, он увидал свою умершую жену.
«Под покровом тьмы он узнал, что есть вещи гораздо хуже смерти. Дауд преподал ему этот урок, палец за пальцем, палец за пальцем, и он никогда его не забудет…» — Берик о Дауде |
Муж пытался обнять ее, но прошёл сквозь неё. Дальнейшие события Альберт отказался поведать Дауду, утверждая, что это личное. Но именно после этого случая он так сильно уверовал в деву. Дело дошло до откровенного фанатизма. На протяжении всего этого времени старик не терял надежды и “промывал” мозги бастарду, как мог. Он пытался направить его на верный путь: осесть где-нибудь, завести детей и умереть счастливым. Однако Дауд поистине боялся завести с кем-то крепкую связь, вновь потерять любимого человека и хоронить свое дитя… Так что большую часть того, что говорил Альберт, он пропускал мимо ушей. Через несколько месяцев Дауд планировал уйти из деревни, дабы продолжать бессмысленно блуждать меж стран и городов. Но судьба вновь ударила в морду и так измученного потерями и неудачами бастарда. Во время обеденного перерыва в деревню наведалась некрупная группа наёмников, представившихся служителями света. Те пытались разузнать о находящихся в деревне лошадях, золоте, зерне и воде. Как опытный и повидавший множество людей и нелюдей головорез, Дауд сразу же понял, что эта группа совсем скоро нападет на жителей. Он о своих догадках сообщил Альберту. Но тот в свою очередь даже под угрозой смерти отказался взяться за оружие. Старик искренне верил, что их не даст в обиду дева. Дауд, назвав мужа старым дураком, а сам взялся за оружие, кое до сей момента пылилось под кроватью бастарда. Однако и тут удача обошла головореза стороной. Пока он блуждал по лесам в поисках добычи, жителей деревни грабили, насиловали и убивали. Самого Альберта повесили на опорах храма. Бастард вспомнил смерть собственной дочери. Он вновь обессилено упал на колени и смотрел в мертвые, полные грусти глаза. Когда же к головорезу вернулось сознание, он вновь освирепел и обезумел. Дауд вынул меч и отправился вслед за разбойниками. Следы их терялись на фоне других, но, к счастью, несколько человек из группы были на лошадях, и следы копыт могли привести его к наёмникам. Вскоре след привёл Дауда к перекрестку. Посреди него стояло крупное дерево, а на ветке сидел муж, привязывающий веревки и ветвям. В грязи стояло трое мужей, а пред ними, на пеньках спасающих их от смерти, наемники, убившие друга головореза. Мужчина, сидящий на ветке, вынул лук и прицелился в Дауда. Через мгновение другие мужи, стоящие на земле, обернулись, и один из них, тот, что без глаза, тихо отругался.
«Дауд не знает покоя и скор на гнев». — Торус о Дауде |
Этим человек был Берик, бывший товарищ по ремеслу бастарда. Он приказал своим людям спрятать оружие, как только сам узнал, кто пред ним стоит. После недолгой беседы Дауд выяснил, что пойманные наёмники — это дезертировавшие из группы Берика воины. За измену полагается смерть, но предводитель был готов отдать головорезу двоих в качестве жеста уважения к Альберту. Бастард хотел выпотрошить ублюдков, однако подчиненный Берика Торус не позволил ему это сделать. В группе не приветствуется подобный тип казни. Дезертиров и разбойников вешают или обезглавливают, но не более. Дауд запротестовал, мол, какой смысл в повешении, ведь это быстрая смерть, кою те явно не заслуживают. Берик объяснил кровожадному потрошителю, мол, наказание в смерти. Дауд всё же он дал слабину и казнил положенных ему наемников, повесив их на ветке. На следующий же день головорез покинул группу и направился на юг.
пустя несколько лет блужданий от одного трактира к другому, Дауд преодолел границу Каэрн Дулса. На месте он прибыл в скромную деревушку, носящую название “Ковчег”. Тамошних крестьян мучили частые набеги мертвецов, и те, предложив бастарду целую гору сокровищ, упросили его прикончить неуспокоенных. Это был очень нестандартный заказ, в коем головорезу было суждено противостоять не живым, а мертвым. Но работа казалась Дауду не пыльной, и он, тщательно подготовившись и обдумав свои действия, направился на встречу неизведанному. Ближе к закату бастард прибыл в леса, по коим без перерыва блуждали неуспокоенные души самых разных людей. Вскоре подходы к предполагаемому логову были очищены, и головорез вошёл в чертог зла. Пребывая в стенах пещеры, он чётко чувствовал блуждающий в воздухе запах смерти, кой мог обычного человека почувствовать себя некомфортно. Однако прожженного в боях воина этот смрад лишь смутил. Чем глубже Дауд проникал в логово, тем хуже ему становилось и тем большую угрозу представляли мертвецы. Но сил бастарду хватило впритык к окончанию пещер, и пред ним возник возможный источник сея отвратной обстановки: Большой, около двух метров в высоту, вросший в каменный пол булыжник, светящийся ярко-белым светом. Дауд уже сблёвывал съеденный на рассвете кусок пирога, но тут в его голове громким эхом, отбиваясь от стен черепа, раздался нечеловеческий голос. Кой сказал ему: «Бери что дают». Головорез, уже павший от бессилия из последнего, дополз до обелиска и приложил руку к нему. Бастард ощутил странную легкость и последующую после неё чудовищную боль, пронзившую скелет Дауда подобно обжигающему пламени. От невыносимой боли он потерял сознание. Очнулся головорез уже через несколько дней. Он ощущал невиданную ранее лёгкость и умиротворение. Бастард поднялся на ноги и почувствовал себя как-то странно… Будто он на голову стал выше прежнего. Обелиск, ранее пылающий белым светом, погас и более не проявлял признаков жизни. Дауд оглянулся, пытаясь отыскать свой меч, кой влетел в каменную стену и намертво там застрял. Головорез оказался абсолютно безоружным и в таком состоянии был вынужден добираться до Ковчега — деревни, в коей брал заказ. Когда же бастард вышел на тракт идобрался до деревушки, тамошние жители как-то странно поглядывали на него. Когда же староста, наконец, разглядел выглядывающее из под капюшона лицо Дауда, он побледнел, словно призрака увидал, а после принялся что-то тихо нашептывать. Судя по всему, это была молитва. Бастард взглянул в свое отражение в мутной воде и к собственному удивлению, завидел свои глаза. Они горели ярко-белым светом, да так, что во тьме не трудно будет спутать головореза с каким-то диким зверем. Зрачки изменили свою форму, стали вертикальными, подобно кошке или волку. Также Дауд подметил свой рост, кой ранее составлял лишь сто-восемьдесят-пять сантиметров, но ныне превышал два метра. В этот момент головорез осознал все изменения, коим подвергся, и даже не ужаснулся. Он ничего не почувствовал. Вообще ничего.
«Он не человек… Больше нет». — Еддард о Дауде |
Ему пришлось выбивать из крестьян причитающиеся ему монеты и очень быстро покидать Каэрн Дулс, так как понимал, что теперь опасно встречаться с представителями церкви “Бледного Пламени”.
рошло ещё около двадцатка лет из жизни Дауда. Охотник всё это время, подобно крысе, прятался в самых тёмных уголках Траона, куда ни один здравомыслящий человек ни под каким из предлогов не заберется. Как и прежде, во всем виновна Церковь Бледного Огня. Те, из-за крайне нестандартной, как для человека, внешности бастарда, провозгласили его выродком, мутантом, ошибкой природы. Дауд убил нескольких послушников и жрецов данной церкви, за что был объявлен в розыск в таких крупных государствах, как Ортос, Киллсодор, Каэрн’Дулс, Нития и Норт Фьорд. Было ясно как день. Траон ныне совсем не безопасен. К счастью, приобретенный за всё это время опыт способствовал выживанию охотника. Он, лишь заметив что-то неладное, сразу сбегал, пользуясь поддержкой немногочисленных знакомых. Однако рано или поздно его удача даст трещину, он спотыкнется и сгорит на костре. Дауд планировал уплыть на запад, туда, где все карты обрываются. Однако у него было одно незаконченное дело. Охотник прибыл в Богрод, в свой родной город. С самого детства бастард откровенно ненавидел своего отца. Он делал всё, чтобы опровергнуть все сплетни о себе. Однако Драгомир, отец Дауда, всё время был чем-то недоволен. Из поколения в поколение отец передавал сыну фамильный оружие - меч Длинный Коготь.
«Этот острый как бритва клинок идеально сбалансирован и на удивление лёгок». — Неизвестный об Арондите |
Имён у сея оружия было много, а история уж слишком насыщенна. Данный меч всё детство восхищал своим видом бастарда. Тот буквально не мог иногда отвести от него глаз: Это был изысканный полуторный меч, клинок которого был на несколько ладоней длинней обычного. Он имел V-образную гарду, рукоять, переплетенную из высококачественной кожи неизвестного зверя и округлым навершием, во многом похожим на падающую звезду. Мечу, как рассказывал старший из братьев Дауда, приблизительно две, а того и больше тысячи лет. Однако охотник был уверен, что он преувеличивает. Уже совсем скоро бастард пересек границы Богрода, а спустя ещё некоторое время перешагнул за холодные стены Парама. Казалось, что город ни капли не изменился за этот долгий промежуток времени. Данный град не изменился ни капли. Всё те же стражники, всё те же дома и улицы. Проходя шаг за шагом, Дауд как будто вновь оказался в шкуре маленького мальчика - бастарда, которого презирали даже бездомные. Пройдя к концу улицы, он очутился у порога собственного дома. Охотник присмотрелся к лицу стража, что подобно псу, охранял покой господ. Однако пользы от сея защитника было также мало, как и от лука без стрел. Бастард подошёл к стражнику и рассказал заранее подготовленную байку о том, что господину Храбану, его старшему брату или любому другому члену семьи было поручено доставить важное сообщение. Страж был наивен и откровенно глуп и поверил на слово бродяге, внешний вид которого не внушал доверия. Он отворил дверь и пропустил охотника вперед. Дауд питал надежду, что сея муж не пойдет следом за ним, Однако тот, как верная собачонка сопровождал бастарда к своим хозяевам. Дауд резким движением руки нанёс удар прямо в висок мужа. Тот, замешкав, даже не успел вынуть свое оружие. Охотник просто перерезал глотку парня. С раны на шее начала литься кровь, которая залила пол, ковер и сапоги бастарда. Совсем скоро парень перестал дергаться и вообще подавать хоть какие-то признаки жизни. Охотник, крепко удерживая кинжал в своей руке, направился к залу, в которой собирались обедать все. все кроме Дауда. Бастард обдумывал свои действия. Он представлял, как обнимает или потрошит своих братьев. Охотник сам не знал, что его ждёт. Бастард вошёл в комнату. В ней ярко горел камин, а в кресле кто-то сидел. Дауд подошёл ближе и узрел того, кто сидел в кресле. Это была его младшая сестра Элеонора. Время её не пощадило. Её ранее красивое личико покрылось морщинами и несколькими шрамами. Руку и ногу та вовсе потеряла. Откровенно сказать, она выглядела жалко. Дауд обернулся и увидел то, зачем пришёл: Длинный Коготь - фамильный меч семьи Хантов. Он внял его со стены и коротким взмахом проверил его вес и баланс. Оружие оказалось даже легче, чем представлял охотник. Он вынул свое старое оружие и с терском бросил его на стол перед сестрой. Та очнулась, и её зеленые очи начали бегать по комнате. Остановившись в какой-то момент на светящихся глазах Дауда.
«Почти всё время он терпеливо ждёт следующего владельца, скрывшись от чужих глаз. Говорят возьмет в руки его, лишь достойнейший». — Неизвестный об Арондите |
Она присмотрелась к испещренному морщинами и шрамами лицу брата и с ужасом узрела в этом измученном лице знакомые черты. «Д-дауд?», - тихо прошептала она, не сводя своих глаз с лица брата. Охотник одобрительно покачал головой и, наклонившись, проговорил: «Ты изменилась». В суровом и холодном голосе бастарда было что-то, что пугало Элеонору, не позволяло выдавить из себя ни слова. «Понимаю. Я оставлю тебя» - он поднялся с колена и, поместив Длинный Коготь на место старого меча, собрался уйти. Но тихий голосок его сестры остановил его: «Не уходи. Не оставляй меня тут одну… в темноте». Охотник обернулся. В глаза его сестры он видел страх не перед Даудом, а перед чем-то иным. Он взял стул, что стоял у стены и, поставив его перед сестрой, уселся на него. «В чём дело?» - тихо процедил он, поглядывая то на играющие языки пламени, то на девушку. Она долго молчала, разглядывая светящиеся очи брата. Однако уже совсем скоро Элеонора выдавила из себя пару слов: «Ты... ты изменился. Что с тобой случилось?». «Не важно. Что с Храбаном и Белусом?» - он увел взгляд в пол, накинул капюшон, дабы сестрица не видела его глаз. Девушка молчала, но вскоре из её рта выползло несколько предложений: «Они мертвы. Все они. Храбана забрали в дружину северного барона, но тот, нарушив какой-то закон, был казнён и все его люди вместе с ним. Белус же, устроился оруженосцем к одному знатному рыцарю. Но тот, обезумев, убил его» - она опустила глаза, бросив все попытки высмотреть в жутких глазах её брата хоть что-то. «Мертвы. Я...» - он не смог закончить, его перебила девушка: «Я-я... слышала о твоих похождениях, Дауд. Ты... ты ведь тот... тот самый?». Охотник не ответил. Он лишь безмолвно, но одобрительно покачал головой. Элеонора тем временем продолжала: «Значит… тебе совсем не трудно будет убить и меня...». Бастард поднял глаза, но ничего не ответил. «Я устала, брат. Умоляю, молю, сделай это. Не оставляю меня одну тут, во тьме». Дауд встал с места, вынул из-за пояса кинжал. Он обошёл сестру и приставил к её глотке клинок. «Давай...» - тихо прошептала она, взявшись за руку охотника, что сжимала рукоять. «Гореть мне в пекле за это...» - с этими словами он вонзил кинжал в глотку своей любимой сестры. Та, продолжая сжимать руку брата, начала медленно истекать кровью. Бастард бросил кинжал и взялся за руку девушки. «Я ничего не чувствую... Почему я ничего не чувствую?». Дауд не переставал задавать подобные вопросы. Однако совсем скоро его сестра перестала подавать хоть какие-то признаки жизни. Она умерла. Охотник, протерев кинжал, упрятал его за пояс.
«Порой рождаются люди, которым суждено стать кем-то: кузнецы, мечники, короли… Дауд же, был рождён стать отцом, однако волею судьбы был вынужден сменить колыбель на меч. Если честно, я не могу представить этого человека без оружия в руках». — Эд |
Он обернулся и вновь узрел свою сестру с перезанным горлом. Она твердо стояла на своей единственной ноге. Это была галлюцинация. Бастард всегда мог отличить реальность и галлюцинаций. Этот случай исключением не стал. «Не вини себя, брат. Уходи. Тут тьма сгущается. Если задержишься тут ещё хоть на час, то не уйдешь живым» - она, после сказанного растворилась. На её месте лишь оказалась горстка пепла. Охотник не мог вспомнить, была ли она тут раньше. Через некоторое время он покинул стены города, а после и границы Богрода...
еребираясь из из Богрода в Ортос, Дауд узнал от бродячего торговца свежие новости из-за Траона: Аллией был обнаружен новый материк Эфем. Земля, как и прочие, неизведанные человеческой ногой, полна тайн, загадок и смертей. Однако, по оценкам этого торговца, каждый десятый гибнет от рук мёртвых, живых и просто окружающей действительности. Охотник, уже откровенно уставший бродить по дорогам и городам, с которыми его связывает множество утрат и горя, возжелал сбежать туда. Также столь опасное и. страшное место могло бы отпугнуть людей, охотящихся за головой бастарда. Дауд направился в Аллию, желал отыскать там судно и по возможности устроится на него матросом. Так и произошло. Охотника быстро приняли на крупное судно, перевозящее строительные материалы и провиант голодным и уставшим колонистам. Но вскоре, как узнал бастард, одним из суден, стоящих в порту, как оказалось, командовал один из сыновей Давоса - Деван. Парень, наслышавшийся от отца о похождениях его лучшего друга и спасителя, был очень даже рад подвести, можно сказать, своего кумира. Давос, к несчастью, был за свои преступления казнен на главной площади. Контрабандисту отсекли голову. Быстрая смерть. Хорошая смерть. Уже через неделю судно Девана, наполненное строительными материалами, провиантом и людьми, выплыло в открытое море. Поездка была не сладкой. каюта была лишь у самого капитана, в которой была и большая часть высшего командования корабля. Капитан предложил свое место охотнику, однако тот поспешно отказался. Бастард быстро договорился с Деваном, чтобы его на обратном пути высадили на южном берегу острова. Через несколько месяцев корабль остановился в строящемся городе Аванто, разгрузил ресурсы и людей, а после направился к южному берегу. Прибыв к точке назначения, Дауд всучил парню крупный кошель монет, которых хватило бы на полжизни. Деван пообещал своему кумиру вернутся на этот же берег через десять лет, дабы забрать охотника, коль тот этого пожелает. Диалог завершился крепким рукопожатием, после чего корабль капитана развернулся и направился обратно к Аллии. Дауд, проводив взглядом уплывающее за горизонт судно, развернулся и безмолвно направился в чащу леса, в коей и растворился. Дальнейшая судьба Траонского Потрошителя неизвестна.
«Это была горькая, измученная душа человека, который насмехался в равной степени и над мёртвыми и над живыми. Он служил, но не находил в своем служении чести. Он сражался, но не находил радости от побед. Он пил, чтобы утопить свою боль в море вина. Он никого не любил и сам не был любимым. Им правила ненависть. Он совершил множество грехов, но прощения никогда не искал. Другие мечтают о любви, славе и богатстве, но Дауд… чёрт его знает, чего он хочет». — Лилит о Дауде |
известное и пугающее из прозвищ Дауда. Охотник обзавёлся им в годы отчаяния и скорби, спустя несколько лет после смерти жены и дочери. Головорез, не находя покоя, попытался найти его в чужих страданиях и горечи. Он с такой жестокостью убивал, пытал и потрошил людей, что слава о его жестокости и кровожадности совсем скоро разошлась по всему Траону. Это лишь поддерживало созданную им репутацию бесстрашного и непобедимого головореза, из-за чего люди охотнее доверяли Дауду свои монеты. Но время идёт, старики мрут, а дети рождаются. Прозвище Охотника, как и созданная им репутация, просто затерялась на фоне других, более перспективных людей. 
тот в некотором роде претерпел значительные изменения. Лик Потрошителя всегда будоражил умы людей, а тот, на кого он охотится впадал в редкую паранойю и первобытный ужас, после же мутаций, дело лишь обострилось: спокойное, размеренное лицо, даже в моменты опасностей и битв. Всегда прямые губы, скрывающие истинные эмоции Резнова, пугающе спокойный и от того казавшийся обезумевшим взгляд, его “изменившихся” глаз. Это есть жуткая смесь человека, кошки и волка: бесцветная, белая радужка жутко светилась во тьме ночной и в те частые миги, когда охотник наклонял лоб вперёд, дабы собеседник узрел, с кем имеет дело. Зрачок глаза вертикален, как у кошки и перемещается с невообразимой скоростью по полю битвы, являющейся самим глазом Потрошителя. Зенки Резнова, под толщей самоконтроля и показного безразличия скрывают ужасающие зрелища... Битвы, пытки, лишения и невыносимую боль. Правый глаз перестает целая россыпь шрамов, создающие единый крупный, плохо заживший рубец. Эти очи повидали слишком много на своем веку… Нос вытянут, прям и остр, словно кинжал. Его довольно часто пересекает красная, скорее даже кровавая боевая раскраска. Уши прижаты к
голове и скрыты под седыми, как пепел волосами. Волосы средней длины, покрывают лоб над левым глазом, скрывая “вырвавшися” из оков кожи и черепа черный, короткий рог. Челюсть покрывает густая борода, такая же седая, как и волосы. Губы небольшие, в большинстве своем скрывающиеся под бородой. От середины правой стороны губ, в сторону глаза, на той же стороне лица, идет короткий шрам, скрытый чаще всего под кровью. Дауд — скромный обладатель, далеко не скромного роста в двести-десять сантиметров, порой он возвышается над самыми высокими представителями иных, нелюдских рас. Он обладает крепким, атлетичным телосложением, довольно нестандартным для его роста. Его бледное, измученное временем и битвами тело пересечено шрамами, создающими ужасающую картину боли и скорби. Потрошитель предпочитает черные тона в одежде, поддерживая траур, который не окончится никогда…
Старики умирают, а дети рождаются. Ничто не вечно, как и символы и люди, которым казалось предначертано жить вечно. Жить в сердцах и умах людей. Сея датам много лет. Многие элементы менялись, подписались, однако общий внешний вид всегда оставался неизменным: Длинный, кожаный, черный плащ, покрывающий тело и опускающийся прямо до колен. Стальной, сегментированный нагрудник, чьи металлические пластины шли внахлест друг на друга, никак не ухудшая защиту, но при этом практически не сковывая движения. Под этой хладной сталью всегда скрывался дублет, который мог меняться в зависимости от времени года, делая доспехи теплыми зимой и терпимыми летом.
Дубленые штаны, сотканные из черной кожи некого зверя. Колени покрывали стальные наколенники, черного оттенка, из-за чего они практически не видны на фоне таких-же штанов. Бедра и пах прикрывают кожаные подштанники, такого же черного оттенка. И “вишенка на торте” — сапоги из кожи. Эрисиперальского ящера, убитым, к несчастью для самого Потрошителя не им самим. Дауд приукрашивал их историю, меняя дикого ящера на представителя расы Шовиф, к его удивлению, на глаз их кожа мало чем отличается. Носок сапогов окован слоем стали, подошва у каблука также обита крепким металлом. Перчатки же, это обыкновенный кожаный аксессуар, со стальными заклепками в форме шипов, на костяшках служащих отменным противовесом крупным кулакам некоторого отродья. 
История данного оружия очень насыщенна и долгая. Клинок много раз попадал из одних рук в другие. Все прошлые владельцы меча гибли смертью страшной, из-за чего считается, что он проклят и любой, взявший его в руки обречен на мучительную смерть. На клинке выбита надпись: «Мой меч пронзает тьму и свет мой мрак рассеет». Дауду оставил эту гравировку, чтобы не "забыть", кто он и кем останется. 
старый, изготовленный в давние времена медальон кузнецом, сожженным на костре за подозрения в использовании магии. Этот медальон был создан ещё до смерти семьи Резнова и олицетворял преданность к его семье. На кулоне была изображена семейка волков, крепко прижимающиеся друг к другу в холодную, зимнюю ночь. Второй медальон, который “Белый Волк” совместил с первым, был снят с тела ведьмака цеха Зверя, убитого самим “Потрошителем”. Убийца чудовищ принадлежал к Ордену Левиафана, что Дауд понял, по характерному узору, выгрированному на медальоне — оскалившейся морде жестокого морского хищника. В итоге получился медальон, с оскалившейся мордой неудержимого волка, напоминающий Резнову о его пути, полном одиночества и трудностей, а также о миссии, избранной убийцей чудовищ. Также кулон, благодаря второму медальону ведьмака цеха Зверя сохранил свои свойства и способен реагировать на магию, используемую поблизости ведьмака. На обороте кулона были выгрированы инициалы самого Дауда Резнова, вместе с его избранным знаком — скуддом
аналог бурдюка, изготовленный в далёком прошлом из жизни Дауда. Сея “аксессуар” ведьмаку подарил Торус из Мира, заядлый алкоголик и последний живущий, возможно, жрец “Красного Бога” или “Владыки Света”. Это древнее религиозное течение, зародившееся в Эрисиперале, однако дальше границ пустынного государства оно редко выходило, а учитывая нынешнюю популяцию веры вряд-ли теперь уйдет. Фляга изготовлена из серого серебра, смешанного со сталью, для дополнительной прочности. Пробка также сделана из точно такого же сплава. Фляга сильно потрепана временем. На ней множество засечек и царапин, однако четко видно, что владелец ею дорожил и бережно хранил. На донышке с внешней стороны, помимо инициалов самого жреца, были выцарапаны и инициалы “Белого Волка”. На лицевой стороне изображен герб самого “Владыки Света” — объятый пламенем щит, с бьющимся сердцем внутри.
философское учение, созревшее в голове Потрошителя. Суть его заключается в неком извращенном сплаве атеизма, веры в Деву Мэрилин и Мудари. Дауд считает, что все боги когда-то существовали, однако в ходе некой войны света с тьмой, последние полностью вымерли или их постигла судьба куда хуже смерти. Резнову кажется, что в данной битве победу одержала тьма, ведь мир слишком ужасен, чтобы считать иначе. Человечество, как и прочие расы в мировоззрении Потрошителя — это ужасная, однако выжившая в ходе войны света с тьмой жертва аборта.
познавания об “Ордене Сэдрика”, настоящем, истинном наследии Этона, учителя и отца Дауда, заставили проснутся чувствам, которые он ранее закопал так глубоко, как только мог — стыд и совесть. Немалую роль и в переменах характера Потрошителя сыграла и Лия, внучка, последняя соломинка и последняя в этом прогнившее мире, за которую Дауд готов погибнуть и более того, ради которой готов жить. Оборачиваясь на кровавую тропу, увенчанную пролитой кровью и проломленными черепами, Резнов видел лишь разочарование. Потраченное время. Правда о его происхождении, о том чем он должен был стать, а не тем кем стал изменили его. Потрошитель не исчез. Он всё ещё сидит на плече ведьмака, словно ворона и молит о кровопролитии. Ничто в этом мире не заткнет этот проклятый голос, однако Резнов научился выжимать из него пользу, натравливая на чудовищ, культистов и прочих уродов. Догматы и собственно придуманный кодекс ведьмака раскаленным железом и золотыми буквами выбились в мозгу Дауда. Отныне его меч направлен на чудовищ и культистов. Отныне он не примет ничью сторону, в расовой и идеологической войне. Есть лишь одна война — условный свет и условная тьма и посередине стоит он — Дауд Резнов, побывавший в самой бездне тьмы и в самых прекрасных лучах света. Он попробовал обе эти стороны и узрел их мерзкие минусы и манящие плюсы.
прогнившим, где слова “справедливость”, “честь” и “порядок” присутствуют в роли типичной “пыли в глаза”. Затмить взор незадачливого человека, который хочет во что-то верить. Всё это дерьмо. Мир и порядок, который мы хотим видеть — дерьмо. В мире Этерии нет ни справедливости, ни честных, ни достойных людей. Каждый живёт лишь для себя. Человеческая, да и любая другая жизнь в глазах бастарда, по прежнему ничего не стоит. В очередном пехотинце он видит шахматную фигуру, которой просто необходимо пожертвовать, если это приведет к победе.
